Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

Зима в раю
Скажи, видишь ли ты то же самое, что и я?
читать дальшеВидишь ли ты
уходящие в пропасть мосты -
и меня на этих мостах,
крошечную как букашка,
обмирающую от высоты?
Видишь ли, как я смеюсь и плачу
от того, как воздух прозрачен,
от того, как прекрасна последняя наша зима?
Эспланада пуста,
пуста, как Эдемский сад;
это неправильно - быть одинокой в раю,
дай мне скорее замерзшую руку твою,
сунь мне под свитер,
о мягкие груди грей,
чувствуешь, ветер пахнет чаем эрл грей?
Траурных елей слышишь ли голоса?
Слушай - они поют,
поют о зиме в раю,
о том, что кладбище в Нейи зарастает цветами,
что мы умрем, а над нашими головами
встанут зеркальные башни до самого синего неба,
что время даже для нас не повернется вспять,
что мы умрем и будем лежать,
ощущая смутный гул жизни,
продолжающейся без нас.
Города захлебнутся над нами
неоновыми волнами,
поезда понесутся над нами
на север, юг и восток,
а мы ни здесь и ни там,
мы между двумя мирами,
и лишь с тобой мое сердце,
единственный мой цветок.

Скажи, ты хотел бы быть
со мною здесь и сейчас,
над серым Парижем плыть
в стеклянной гондоле лифта?
Поправлять на моей голове
черный вдовий платок?
Целовать меня в лоб
и поить вином изо рта?
Там, где раньше был ты, -
пылающая пустота,
и сколько в нее ни лей,
она всё глотает молча
и, кажется, даже растет.
Если бы эти крыши
не были оборудованы
сетками и охраной,
знаешь, сколько людей
превратилось бы в птиц?..
Я вижу отсюда айсберги,
отвесные гладкие стены
и спутанные в клубок
черные жилы Дефанс.

Таким был бы наш рай,
если б мы его заслужили.(с)hrivelote

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

Лодочнику заплатишь, чем скажет.
Сунешь в шершавую темную руку несколько мятых бумажек. Не согласится – прибавишь черную с прозеленью монету, тонкую и теплую на ощупь.
Если он смотрит сквозь тебя и не берется за весло, развяжи тесемки на рюкзаке и достань гранат, разломи его руками, подцепи ногтем блеклую кожуру, отдели два зерна и дай ему.
Проведи ножом по ладони, не задев ни одной из линий: читать дальшеему нужно две капли крови.
И последнее средство, верное, как полотенце в уксусе от жара, как арника от ушибов, - два глотка воздуха, которым ты дышишь. Губами к губам.
Руки сразу заледенеют, кольнет под ребрами, но это быстро пройдет, и можно будет наконец шагнуть в лодку. А если и после этого будет нельзя – ступай себе обратно, живи долго и счастливо, жди своего дня, тогда и поговорите.


Вот тебе и другой берег, и больной морок, и Юрьев день, иван-чай и малина, и деревянные колодцы, и зеленые кислые яблоки.
И взглянув – не смей отводить глаза. Не поворачивайся спиной к домам и лицом к реке. Не знаю, отчего, но – не смей и не поворачивайся.
Ибо путь не имеет конца и начала, и лодка приходит к тому причалу, от которого ушла, к черным подгнившим доскам, к серой лебеде, к высокой крапиве.
Если поднимешься в горку и пройдешь по домам, заглядывая под крыльцо и в подпол, не найдешь ни одной крысы. Берег оседает, как тающий снег, это может длиться веками, но они убежали сразу, едва почувствовали тихую дрожь земли. Не найдешь ни одного ребенка, все они выросли, и уехали, и ушли на другой берег, добро бы за флейтой, за чудаком в зеленой шляпе, за легким его шагом, за проседью в его волосах, добро бы, а нет добра – брошено в воду. Одни из них умерли, а другие и рады бы вернуться, но нет у них ни черных монет, ни гранатовых зерен.
Разговаривая, не называй своего имени.
Присев отдохнуть, не опирайся о землю: пальцы пустят корни.
Ни деревянных ложек, ни ягод в берестяном лукошке, ни глиняных свистулек, ничего не бери на другом берегу. Или мало тебе тоски, или велико тебе небо с овчинку, или редко ты просыпаешься, не успев приглушить безнадежное: «домой!»?
Ничего не бери здесь, если хочешь вернуться.
Есть люди, чья кровь – океанская соль, им – вся земля, все просторы, все страны, а у других кровь – родниковая вода, им холодно летом, серебряные кольца на них не чернеют, рябина им не кажется горькой, крапива не жжет их рук, ничего у них нет, ничего, кроме себя самих, и всей земли им не надо, только этот черный причал, только эти стоглазые стражи, только дым над трубами, и ничего им больше не надо.
И воды здесь не пей, если хочешь вернуться.
И на ночь не оставайся.
Глядят во все окна, как никто не смотрел, как на любимых детей не смотрят, глаз не отводят: ты все еще хочешь вернуться?

Вода из колодца тяжелая, чистая, ледяная, глоток пройдет внутрь ознобом, и берег станет качаться под ногами, как старая лодка, и вечером зажгут на столе керосиновую лампу, и тени вырастут черно и страшно, что с них взять, с чужих, с беспамятных, им ли пить эту воду. И побеги малины с тягучим желтым медом, залитые кипятком с привкусом дыма, к утру вытянут из тебя, вместе с жаром и страхом, все пустые города, все бессонные ночи, все бывшие дни, все беспамятное, все чужое, как пчелиное жало из ранки.
(c)_raido

Одно слово осталось, сказать себе самому..
Я знал, что все этим кончится,
Но не знал - почему...
...Жги день - сердцем солнечным,
жги ночь - темной полночью,
жги все, и все рассыплется
в пыль, хрупкую пыль,
пыль под ногой...
Я сам собой заколдован,
Почти не жив, но не мертв,
Я сам собой нарисован,
Но я и сам собой стерт...
...Жги ночь - сердцем солнечным,
жги день - темной полночью,
жги все, и все рассыплется
в пыль, хрупкую пыль,
пыль под ногой...(с)Фрай

Колыбельная Ирмо


Спите, дети сгоревшего города,
Как в глубине бездонного омута:
Вам суждены бессмертья оковы, и
Вам предназначено - белое с золотом;
Травы разлуки и травы забвения,
Белые маки - покой исцеления...

К темной воде склоняются ивы -
Спите, не знавшие Звездного Имени,
Спите, забвеньем от боли хранимые,
Спите, дети сгоревшего города:
Вам не испить из чаши расколотой
Воспоминаний вино полынное.

Слезы и горе, страх и тревоги,
Память о доме, память дороги,
Кто вы, откуда, и кем вы не станете, -
Так исчезают слова на пергаменте, -
Что потеряли и кем вы не будете -
Все позабудете, все позабудете...

Тени и блики в заклятье вплетаю,
Тихими травами я заклинаю:
Спите - и сон ваш да будет светел -
Вам не услышать, как плачет ветер...
Я, на свое несчастье, бессмертен,
И ни забвенья, ни сна не знаю.(c)Элхе(э?)

Когда больно приливами бьет по глазам
Море, которое есть в каждом из нас
Ты видел эти волны и сам
Так много раз, так много раз

И подобно Аралу, твое море орало
Оно обмелело, оно слишком устало
Ты никому не покажешь, что же с ним стало
Пустыня соленая, море пропало

Так не ругай меня, что я зову новую бурю
Давай доверимся ей и плевать, что будет
Пусть проснутся ветры и пройдутся по волнам
И там, где сдохло море, будет новый океан

Мне всего двадцать с лишним, но чего-то так просто
Мое море внутри все в наростах, коростах
В старых баржевых кусках не ржавеющей сталью
Заросли рекламой все синие дали

Мое море сдается, по швам все трещит
Я сам давно щит, с рекламой щит
Мы стоим у болот, и нас грызет скука
Так пусть уже теперь начнется буря
Пусть она уже начнется

Я как робкий пингвин прятался в скалах
Глядел на горную птицу, мое время настало
Я тоже умею летать, если мне с ноги хорошо наподдать
И пусть мне наподдаст эта буря
Я жду, я готов
Пусть небо хмурит свои серые тучи, тяжелые капли
Пусть рвут мою душу, как острые сабли!
Рвут мою душу, как острые сабли!
Рвут мою душу, как острые сабли!(c)Lumen

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

ЛИСЬЯ ПЕСНЯ

Мир начинается с лисьей шёрстки, пышной, пушистой, — впадаю в грех, — мир продолжается зло и жёстко, утренним холодом в ноябре. Мир продолжается, слышишь, котик, волк не скопытился, не ослаб, и пробиваются злые когти между подушками лисьих лап. Лес представляется зимним садом, дети барахтаются в снегу, рыжие, бархатные лисята, хлеб голодающему врагу; мама толкает их тёплым носом, тащит обратно, за шкирку взяв, ну-ка, давай, шевелись, заноза, долго на улице быть нельзя. Мама накормит, согреет мама, осень — лисица, зима — бела. Мама по снегу бежит упрямо. Мир начинается с лисьих лап.

Мир продолжается гулким эхом, выстрел по тени, горячий ствол, здесь, на коре, ножевая веха, скоро — индюшка на Рождество. Я не уверен, но вроде кто-то пел, надрывая гитарный гриф, мол, как обычно, идёт охота, в вальсовом счётчике: раз-два-три. Волки не дремлют, но волки — тоже цели, мишени, игра в войну, как ты сумеешь ответить, Боже, если покажут и спросят: «Ну?» Мир начинается с закулисья, с чёрного неба над головой; где-то в снегу перепутка лисья, где-то не менее лисий вой. Волки ушли, ведь они — сильнее. Мелкие, кажется, подросли, поднаторели и пояснели, выбрали силы из недр земли. Мама кружится, рычит и злится. Мама, конечно же, всех спасёт. Мир начинается шагом лисьим. Мир продолжается. Это всё.

Мир завершается новым годом. Фартучком радостным, кружевным. Завтра — каникулы, жить вольготно; жалко, два месяца до весны. Маленький мальчик в костюме волка, девочка в рыжем — сама лиса. Радость какая — сегодня ёлка, лампочки, конкурсы, чудеса. Мама, а можно, я погуляю? Можно, конечно, лисёнок мой. Мама совсем не бывает злая, только к обеду успеть домой. Снег выпадает густой и белый, в небе — пушистые облака. Мир завершается солнцем спелым, носом-морковкой снеговика. Мир завершается. Игры лисьи. Знаешь, охота недалека.

Школьный учитель в разбитых линзах
Вынет конфету из пиджака.

Тим Скоренко